А гидроизоляция стране была нужна во все возрастающих количествах. И чтобы дома в селах строить (для чего «молочная» плита очень даже подходила), и разные уже совершенно гидро-сооружения. В той же Саамо-финской области весной началось строительства сразу шести ГЭС на одной-единственной речке Оулуйоки. То есть шесть уже начали строиться, а еще три пока лишь «проектировались»: народу на строительство не хватало. А не хватало людей потому, что еще три десятка уже совсем маленьких ГЭС строится начали, мощностью до полутора мегаватт. Станции-то маленькие, на них даже не плотины строиться должны были, а дамбы, от которых по деривационным трубам вода к генераторам подавалась, а земляную дамбу гидроизолировать-то просто необходимо!
Все эти стройки были запущены сразу по нескольким причинам. Первая — в тех краях было очень много чего в земле закопано, но для добычи и переработки добытого требовалось много энергии. Вторая причина была попроще (и более очевидной, что ли): нужно было с пользой для страны куда-то срочно пристроить почти триста тысяч пленных финских солдат. Ну а третья…
Третью причину в правительстве озвучил Иосиф Виссарионович, но он лишь более четко сформулировал высказанную Верой на небольшой вечеринке, собранной по случаю дня рождения Лаврентия Павловича, интересную мысль:
— Триста тысяч финских парней — это, в пересчете на семьи, больше миллиона человек. Которые могут либо остаться, либо перебраться в Финляндию или Швецию в соответствии с мирным договором. Не знаю как вам, а мне плевать: пусть они считают меня оккупантом и втайне ненавидят, но если они будут трудиться на благо Советского Союза, то я буду не в претензии. А они у нас останутся если увидят, что у нас жизнь лучше, чем была у них в капиталистической Финляндии. Если у них тут будет хорошее жилье, неплохо оплачиваемая работа, недорогие продукты и бесплатная медицина, если дети их будут в школах учиться… Как писал товарищ Сталин, мы должны показать всему миру, что жизнь простого человека при социализме куда как лучше, чем в разных буржуинствах!
— Я такого вроде не писал, — усмехнулся Иосиф Виссарионович.
— Ну, собирались написать… да какая разница! Не хотят они сейчас в колхозы да совхозы идти работать — пусть корячатся на своих хуторах. Но пару лет покорячатся — и захотят. У нас-то как было? В колхозы мужиков силой загоняли — а теперь две трети крестьян трудятся в совхозах НТК. Потому что сами убедились: в совхозах им гораздо лучше. Вон, зимой там одну-единственную ГЭС выстроили, энергетический гигант меньше чем на мегаватт мощности — а уже с десяток хуторов преимущества социализма на собственной шкуре почувствовали, да и городок соседний начал внезапно убежавшими в Швецию жителями пополняться.
— Что-то я про убежавших не слышал, — заметил именинник. — Если и вернулась пара десятков человек…
— Для городка с населением в районе тысячи и пара десятков — это уже заметно. Но это был всего лишь один крошечный городок, а когда мы таких электростанций понастроим, да под них всякие заводики запустим… Там-то просто перезапустили сыроваренный заводишко на пять человек рабочих, но так как с энергией стало совсем хорошо, то на заводике уже почти двадцать человек трудится. А это, кроме всего прочего, для сотни окрестных крестьян стабильный рынок сбыта и источник дохода…
— Вот опять ты, Старуха, все на деньги переводишь.
— Я знаю, потому что контра и по-другому думать не умею. Но я думаю, что деньги — это не капитал, про который карла так забавно писал, а мерило благосостояния народа. В руках трудового элемента, который деньги трудом своим зарабатывает, они именно это и есть. Это вообще единица измерения этого самого благосостояния, потому что кто-то из классиков писал, я просто забыла кто именно, что деньги — всего лишь мера овеществленного труда. Произвел мужик молочка, труд свой овеществил — и на молокоприемном пункте завода овеществленный свой труд измерил…
— Старуха, ты что, лишку выпила?
— Не то, чтобы лишку… но вы правы, я лучше пойду уже…
— А торт?
— Да, торт упускать никак нельзя. Тогда вы, Лаврентий Павлович, если я рот открою не для того, чтобы этот торт откусить, мне его просто заткните.
— Ага, тортом и заткну. А пока… Ты нам лучше сыграй что-нибудь. У меня рояль, конечно, твоему не чета… но Серго на той неделе настройщика приглашал…
Посевная тридцать девятого года прошла под знаком всеобщего энтузиазма. Причем энтузиастили не только колхозники и рабочие совхозов, но и единоличники из Саамо-Финской области: им (правда, в краткосрочную аренду) предоставили почти десять тысяч тракторов. Тракторишек: какие поля, такие и трактора — но платить за аренду предстояло потом, долей от урожая, а пахать на тракторе и быстрее, и дешевле, чем лошадками. Но, по мнению Валентина Ильича, будет хорошо если эти единоличники окажутся в состоянии хотя бы область нормально прокормить…
Зато с прокормом остальной страны ни у кого сомнений уже не было. В тридцать восьмом невысокие еще лесополосы в степной зоне доказали, что урожай с ними заметно повышается. А еще удобрения мужику продемонстрировали, что земелька с ними действительно становится «добрее» — и по крайней мере в совхозах поля удобрили неплохо. Все же меньше, чем хотелось, просто удобрений больше не было — но им они прибавку урожая обещали дать заметную.
А в ожидании урожаи и рабочие трудились на славу: в конце мая впервые в мебельных магазинах произошло хоть и небольшое, но затоваривание, после чего случилось «страшное», о чем народ вспоминал аж до середины июня: произошло снижение розничных цен на большинство видов мебели. А самым «страшным» было снижение цен на телевизоры: аппарат с экраном в тридцать сантиметров стал стоить не тысячу сто рублей, а всего шестьсот!
Телевидение, правда, пока существовало лишь в двух городах: Москве и Нижнем Новгороде. Но народ уже твердо знал, что скоро оно появится во всех городах страны, ведь в газетах даже постановление правительства специальное было опубликовано! Правда, мало кто вообще понимал, что такое «телевидение»…
Много чего интересного в СССР творилось, не очень понятного — но исключительно интересного! А двенадцатого июня товарищ Поскребышев и Иосифу Виссарионовичу сообщил интересную новость:
— Товарищ Кожемякин сообщил, что сегодня из Стокгольма в Москву рейсом Аэрофлота вылетела Марта Густафссон. По приглашению госпожи Фреи Аспи.
— А цель ее прилета известна?
— Да, тут все написано, — и с этими словами Александр Николаевич положил на стол Сталина тонкую папку с бумагами…
Глава 3
Небольшое совещание произошло у Веры дома, просто потому дома, что совещание было совершенно «неофициальное» и вообще существенного влияния на государственную работу рассматриваемый вопрос оказать не мог. А до Веры добраться всем участникам можно было минут за пятнадцать — что, вообще-то, было куда как быстрее, чем ее в Кремль вызывать. И вообще все было «быстрее»: собственно, само совещание отняло у участников минут пятнадцать:
— Я примерно такого и ожидала, — заметила Вера, выслушав сообщение Иосифа Виссарионовича, — и поэтому успела подумать, как нам с этим бороться. Валентин Ильич вон жаловался, что у нас средств на досрочный ввод в эксплуатацию завода в Новгороде не хватает…
— Я про Новгород вообще ничего не говорил! — возмутился тот.
— А я имею в виду то, что у нас не на что закупить станки для завода в Кургане, ведь пришлось приобретать станки для Новгорода. Так вот, станки эти у буржуев имеются, и они их с удовольствием продадут, той же Марте и продадут. Если мы наскребем денежек для такой покупки, однако с источниками зарубежных денежек у нас сейчас несколько грустно…
— Предлагаешь снова брать кредиты у буржуев? — поинтересовался Вячеслав Михайлович, — Но ведь не дадут, или дадут под такой конский процент… Сейчас политическая обстановка в Европе довольно сложная, банки рисковать не хотят.