— Вы хотите сдать самолеты в аренду вместе с летчиками? А я думал, что в СССР крепостное право отменили…

— Нет, с летчиками я самолеты не предлагаю. Но советские летчики — по отдельному договору, и на этот раз все же договору с советским правительством — довольно быстро обучат летчиков уже шведских. Очень недорого обучат.

— Фру Вера, если бы я не знал, что в СССР у людей нет собственных самолетов…

— А у меня они есть.

— Но в СССР частная собственность вообще запрещена, по закону запрещена.

— Но вот личная разрешена, и эти самолеты принадлежат лично мне. Вы правы насчет частной собственности, но вы же знаете, что здесь, в Швеции, у меня хранятся мои личные деньги, и есть мои личные доли в разных компаниях, например, в одном металлургическом заводе.

— Ну… верно, но самолеты…

— Я из своих средств оплатила постройку новейших самолетов, нескольких сотен самолетов. Но бюрократия… они официально до сих пор не приняты на вооружение, и Красная Армия не может их поэтому купить и вернуть мне потраченные деньги. Мои личные деньги — и пока они не выкупили у меня эти самолеты, они являются моей личной собственностью. И я, в соответствии со всеми советскими законами, имею право ими распоряжаться как захочу. Правительство, правда, может мою собственность изъять — но только в случае войны, а пока войны нет… и я думаю, что если у Швеции внезапно появится мощный истребительный кулак, Германия будет гораздо более осмотрительной в размышлениях, как бы у шведов все отнять.

— И сколько вы хотите за эту аренду?

— Так как самолеты — это очень высокотехнологическая продукция, то за аренду я готова принимать только золото. Но, учитывая тот факт, что я буду рисковать лишь деньгами, а шведские летчики — уже своими жизнями, причем защищая мои же инвестиции, то… за сто двадцать самолетов я хочу получать от Швеции сто двадцать крон золотом в месяц.

— Сто двадцать тысяч?

— Разве я произнесла слово тысяч? Сто двадцать крон.

— И какое золото вас устроит? В Швеции никогда не было собственных золотых монет, если не считать дукатов, которые совсем не шведскими были.

— Вот тут от вас и потребуется проявление монаршей воли: распорядитесь отчеканить золотые монеты номиналом в сто двадцать крон и этими монетами со мной и расплачивайтесь. Только уговор такой будет: вы чеканите по одной монетке в месяц… по две, одну мне, одну вам… на память.

— И зачем так усложнять?

— А вы представьте, сколько после того, как война в Европе закончится, коллекционеры будут готовы платить на такую уникальную монету. Думаю, десятки тысяч, и даже не крон, а долларов или фунтов!

— Я почти забыл, что вы всегда очень хорошо считаете будущие прибыли. Когда вы сможете поставить нам ваши самолеты?

— Первый полк, сорок машин, может оказаться в Стокгольме уже в понедельник. Но чуть не забыла: самолеты будут с вооружением, но боеприпасы вам придется отдельно покупать. Впрочем, много их не потребуется, сам факт их наличия пыл немецких вояк охладит более чем сильно: полк, теряющий одну машину на двадцать уничтоженных вражеских…

— Но ведь у вас в Баку были не простые летчики, а, как говорят, из войск КГБ.

— Вы думаете, что для КГБ летчиков рожали специальные женщина или даже богини? Да там две трети вообще были крестьянскими детьми, чьи родители даже читать не умели! У Марты Густафссон в авиакомпании работают простые шведы, управляющие тоже советскими самолетами. И за четыре года у нее не было ни одной аварии — а в СССР две машины все же разбились. Так что шведские летчики ничем не хуже советских, а если им дать лучшие в мире самолеты…

— У вас есть особые пожелания о том, что изображать на монетах?

— А кому может быть интересно мое мнение? В Швеции король один, и он сам принимает решения. Советуясь при этом исключительно со шведами…

— До понедельника я не успею отчеканить нужные монеты.

— Должны будете, я могу и месяц потерпеть.

— Тогда договорились. Вас не затруднит немного подождать? Я бы хотел сделать совместную фотографию на память… о сегодняшнем разговоре. Насколько я помню, вы ненавидите бюрократию и нам достаточно устной договоренности — но что-то на память хотелось бы сохранить. Что-то такое, что можно будет взять в руки и вспомнить этот день…

Глава 12

Вечером Вера заехала в гости к Карлу. Он по-прежнему с утра до вечера работал в своей автомастерской, и работой был очень доволен — а то, что теперь ему даже деньги считать не требовалось, характер его практически не изменило: он все так же ругался со своими работниками и клиентами. Разве что с клиентами он теперь ругался не бесплатно: на двери его старой мастерской висел прейскурант, в котором было отдельно указано «поспорить с мастером — 10 крон, поругаться с мастером — 25 крон, дать мастеру совет — 50 крон». И, что Веру особенно умиляло когда Марта рассказывала про «бизнес мужа», периодически приезжавший к Карлу король Густав входя в мастерскую сразу протягивал Карлу заранее отсчитанные восемьдесят пять крон.

В ответ на Верин вопрос «как дела» он тяжело вздохнул:

— Старею, фрёкен Вера, старею. И обидно не это, обидно, что замечают-то это другие! На прошлой неделе Густав заехал, шины подкачать — так восемьдесят пять крон он мне отдал, а потом сказал, что очень спешит и поэтому даже советовать, как шины правильно накачивать, не станет.

— А разве можно шины как-то неправильно накачать? Разве что давление…

— Мы с ним уже лет пять спорим. Я шины накачиваю сначала на глаз, а потом лишний воздух стравливаю, а он мне каждый раз доказывает, что нужно сразу по манометру закачивать воздуха до нужного давления. Но ведь воздух-то при накачке нагревается! А потом охлаждается и давление падает, а если сначала его лишку перекачать, то он при стравливании охлаждается…

— Карл, я не буду с тобой спорить, потому что денег не захватила.

— Фрёкен Вера, мы же давно договорились, что вы обслуживаетесь у меня бесплатно, — рассмеялся старый (уже) автомеханик. — А ты, я гляжу, опять на старой посольской машине приехала… я это к чему говорю: у меня в гараже есть очень хорошие машины, и даже есть ваша «Чайка», белая, ее сам Олаф расписал своими кошками. Если ты надолго приехала, то уж лучше возьми машину у меня: и тебе удобнее будет, и мне приятно.

— А еще обязательно оставь автограф на крыле, я потом эту машину буду вдвое дороже клиентам предлагать, так?

— Нет, я ее себе оставлю. Так ты надолго?

— Пока не знаю. С Густавом я вроде обо всем, о чем хотела, договорилась, но мне нужно где-то найти еще одного господина, норвежца…

— Просто норвежца или какого-то чиновника важного?

— Очень важного.

— Тогда я тебе помочь точно смогу. Мой гараж сейчас машины — по просьбе короля — перебравшимся в Швецию норвежским чиновникам предоставляет. Их-то к нам немного перебралось, так что в службе проката машин их всех мои люди знают. Ну, шофера-то точно всех знают, машины-то мы им с шоферами выделяем.

— Это интересно. А твои шофера не могли бы мне этого господина привезти… да хоть бы в твою мастерскую. Я бы хотела с ним незаметно так побеседовать.

— Ты мне на бумажке напиши, как его зовут, а мы что-нибудь придумаем. Ты, как я понимаю, ко мне туда не на посольской машине приедешь…

— А мотоциклы у тебя в гараже есть?

— Будут, завтра утром будут. Тебе какой, как и прежде, Хускварну?

— Да.

— Вроде ты и подросла, а все такая же девчонка. И, мне кажется, такая же расчетливая. Кроме мотоцикла и этого господина тебе еще что-то от меня нужно? Только прежде чем мы будем твои вопросы обсуждать, я сам спросить хочу: ты можешь увеличить поставки коробок для аккумуляторов? А то сейчас, видать, срок подошел, очень много людей батареи менять приходят…

— А в старых банках их так дорого, как хочется, не продать… напиши, сколько тебе надо, через неделю всё получишь.

— Деньги тебе как и раньше переводить?

— Пока их придержи, у меня к тебе есть предложение по поводу того, куда их потратить. Ты не хотел бы со мной организовать небольшое такое совместное предприятие?